Свою позицию изложили представители разных групп научной общественности: руководители РАН и академических институтов, профессора РАН, научные сотрудники, представители таких организаций, как Общество научных работников, “Клуб 1 июля”, Профсоюз РАН, организация ученых-соотечественников RuSciTech, молодые ученые. Возрастной диапазон авторов также был достаточно широк. Возможность поучаствовать в опросе предоставлялась всем желающим.
Огромное спасибо всем, кто откликнулся. Общими силами проделана большая работа, наверняка не бесполезная. Получился живой срез мнений о самочувствии академического сообщества в непростой период его жизни. Многие участники представили не только видение сегодняшней ситуации и прогноз на будущее, но и содержательные предложения по дальнейшему развитию академического сектора науки. Хочется верить, что эти идеи будут использованы при подготовке нового закона о РАН.
Как же оценивают ученые итоги прошедшего пятилетия? Мнения, что называется, разделились. Более половины опрошенных заявила, что реформа произвела разрушительное действие и не дала никакого положительного эффекта. Приведем несколько цитат. “Реформа нанесла серьезный удар по академии и нашей науке, сопоставимый с действиями Никиты Хрущева и Трофима Лысенко”; “РАН без институтов превратилась в аморфный, недееспособный клуб ученых”; “Академии наук поставили цели, определили задачи, но запретили пользоваться необходимыми для этого инструментами. И на всякий случай дали финансирование, которого явно недостаточно для выполнения даже тех функций, которые предусмотрены законом”; “РАН существовала как единая система, в которой были ясны перспективы научного роста всех сотрудников. Сильной стороной РАН была ее региональная сеть, объединявшая всю страну. Сейчас она сломана”; “Деградация уровня исследований в области фундаментальной науки в стране продолжается, молодежь в науку не идет, приборный парк устаревает, престижность занятий наукой в обществе падает”.
Большую тревогу ученых вызывает состояние дел в оторванных от РАН институтах. “В процессе встраивания академической науки во властную “вертикаль” деградировало академическое самоуправление. Ученые советы превратились в сугубо совещательные органы”; “Институты сейчас в заложниках, с ними можно делать все что угодно. Статус директоров - безобразный. При многоступенчатой процедуре выборов директор может быть уволен одним росчерком пера в 24 часа. Поводок от учредителя неприлично короткий”; “В институтах утерян дух творческой научной свободы. Поставленные во главе ФАНО финансисты заставили мерить науку в тех единицах, которые им понятны”; “Существовавшие в РАН программы поддержки научной молодежи отменены или сильно урезаны. Карьерная траектория молодого ученого, раньше достаточно четко очерченная, стала размытой и неопределенной”; “Научное сообщество и, главное, научная инфраструктура полностью поставлены под контроль органов государственного управления. С соответствующим падением эффективности”; “Лихорадочное объединение иногда родственных, а чаще вообще никак не связанных (кроме территории нахождения) институтов и создание так называемых ФИЦ привели к тому, что под лозунгом “оптимизации” и “эффективности” разгромлена практически вся наука в регионах”; “Хотя реформа РАН проводилась под флагом улучшения условий труда научных работников за счет освобождения от несвойственных функций, результат получился противоположным. Отчетность увеличилась, в планирование науки проник формализм”; “Реальные научные достижения никого не интересуют, что стимулирует их имитацию”; “Как-то так совпало, что именно в постреформенные годы кончились деньги на приобретение оборудования”; “Главный порок новой системы состоит в том, что она просто не оставляет ученому времени для того, чтобы подумать, поставить очередную задачу, подготовить базу для новой разработки. Все действия должны немедленно давать подлежащий учету результат”; “Реальность реформы оказалась страшнее самых пессимистических прогнозов. Вряд ли кто-то мог предположить, что научным сотрудникам придется планировать выпуск статей на несколько лет вперед, что публикация “лишних” статей есть невыполнение плана, что финансирование исследований будет определяться, исходя из стоимости часа научной работы”.
Некоторые участники опроса высказали мнение о том, что РАН нуждалась в реформировании. “Реформа действительно была нужна - академия показала себя не слишком умелым игроком на административном поле”; “Вне системы “академического феодализма” научные организации и лаборатории могут сравнивать качество результатов, а не соревноваться, у кого академик мощнее”; “Эта структура сложилась бы под собственным весом и безо всяких реформ”; “Новые социально-экономические и нормативно-правовые условия, качественно иной уровень развития информационных технологий - это и многое другое убеждало, что в нашем научном “королевстве” необходимы перемены”; “То, что хозяйственная деятельность и собственность РАН были переданы ФАНО, - это хорошо. Стало меньше возможностей для злоупотреблений. То, что де-факто власть академиков стала меньше, тоже хорошо: цель науки - это поиск истины, а в поиске истины нет верховных жрецов”.
Немало было тех, кто считает, что реформа имеет как отрицательные, так и положительные стороны. Среди плюсов они назвали работу ФАНО - “главный минус”, по версии коллег, критически оценивших итоги прошедшего пятилетия. “Реформаторов нам дали грамотных и умелых, которые даже при очень плохих картах на руках играют хорошо”; “Нельзя не признать, что ФАНО преуспело в деле регистрации находящегося в управлении институтов имущества”; “Агентство взяло на себя часть функций, действительно несвойственных ученым”; “Реструктуризация позволила сохранить научные коллективы и научные направления институтов, создать единый механизм принятия управленческих решений, сформировать единую программу развития”.
Оптимисты выражали уверенность, что преобразования пойдут на пользу РАН и науке. “Изменение условий существования заставило Академию наук не почивать на лаврах, а более активно реагировать на внешние вызовы”; “Произошло объединение РАН, РАМН и РАСХН, что дает более широкие возможности для мультидисциплинарных проектов”; “Сам факт реформирования доказывает, что власти понимают значение науки в современном государстве и хотят получить динамично развивающий исследовательский комплекс, вписанный в экономику страны. И не просто вписанный, а являющийся главным драйвером ее развития”; “После выборов нового президента РАН конструктивное взаимодействие Академии наук и власти стало налаживаться. Принят закон, существенно расширяющий полномочия РАН. Наконец, министром науки и высшего образования назначен Михаил Котюков, продемонстрировавший способность находить общий язык с академическим сообществом”; “Академия в лице нового президента и президиума старается повысить статус организации, вернуть утраченный в последние десятилетия авторитет, позитивно взаимодействовать с государственными органами”.
Пессимисты ничего хорошего от будущего не ждут. “В нынешних реалиях ни о каком серьезном развитии РАН, академических институтов и научной сферы речь идти не может. Искалеченной перестройкой и постперестройкой стране наука, по большому счету, не нужна”; “Пока власти не научатся прислушиваться к мнению реально работающих ученых, ничего хорошего нас не ожидает. Опыт последних пяти лет показывает, что надежд на такое развитие событий практически не остается”; “Долгосрочные перспективы развития науки очень сильно завязаны на общую политическую ситуацию в стране. Стабильность, к сожалению, существует только в виде лозунгов в телевизоре”; “Ожидаю дальнейшего усиления бюрократического давления на научные организации и ученых, ликвидацию остатков академических свобод, падение престижа академической науки и, как следствие, истощение человеческих ресурсов”.
Расходясь во взглядах на перспективы, и пессимисты, и оптимисты, и “умеренные”, практически едины в том, что последнее пятилетие можно назвать временем, потерянным для развития. “В целом можно констатировать, что реформы не привели к повышению уровня научных исследований”; “Время ушло на какие-то локально якобы крайне важные, но мелкомасштабные и оттого в итоге бессмысленные телодвижения, сочинение бездны бумаг, многочисленные заседания”; “Реформа еще и не начиналась. Происходили верхушечные перестановки и выяснение, кто кому подчиняется. На уровне лабораторий и тем более отдельных ученых практически ничего не изменилось”; “Реформы не могут и не должны длиться бесконечно. Между тем у нас выросло уже целое поколение исследователей, всю свою научную жизнь проработавших в постоянно меняющихся условиях. Адаптация к новым правилам сильно отвлекает от научной работы, а неопределенность перспектив препятствует закреплению молодежи в академических институтах”; “Прежняя система разрушена, и никто, похоже, не знает, чем ее предполагается заменить. Мы не успеваем привыкнуть к новым правилам игры, как они опять меняются”.
Сходятся участники опроса и в том, что один из главных результатов реформы - рост напряженности в отношениях ученых и власти. “Наиболее сильным впечатлением от реформы РАН 2013 года было впечатление внезапно нанесенного удара, спецоперации. Реформа резко снизила уровень доверия к власти”; “Власть показала, что для нее ничего не свято. Все было проделано нарочито грубо и жестоко, по образцам не очень далеких лет, когда арестованному командарму, герою и орденоносцу сходу выбивали зубы, показывая, что его заслуги перед советской властью ничего не значат”.
Ответов на классический вопрос, что делать, было предложено немало - от вполне конкретных, требующих немедленного решения задач до стратегических ходов. Среди последних есть много ярких и вдохновляющих. “Дальнейшее развитие каждого из институтов во многом зависит от решений, принятых самими коллективами: от их способности провести анализ изменений в России и в мире, определиться со стратегией развития организации. Любой кризис - это время возможностей. И, судя по глубине нынешнего, возможностей у нас должно быть хоть отбавляй”; “Реальное улучшение ситуации возможно только при условии активности Академии наук и всего научного сообщества. Если мы не будем настойчиво и аргументированно доносить свою позицию до правительства, то отдельные здравомыслящие чиновники мало что смогут сделать”; “Перспективы развития РАН определяются тем, как будет работать новое министерство. Но очень многое зависит и от научного сообщества. Ученые должны громко заявлять о своем мнении, давать предложения и добиваться их реализации. Они имеют право заниматься своей работой в комфортных и достойных условиях”; “Академия не должна быть “союзником власти”, она должна себя позиционировать исключительно как “спаситель нации”. Знания, интеллект, честь и достоинство должны вернуться в общество и стать главным ресурсом возрождения и будущего величия. Академия должна быть носителем и гарантом этого ресурса”.
Подготовила Надежда ВОЛЧКОВА
http://www.poisknews.ru/theme/ran/38961/