На первой в России международной конференции «Научная диаспора и будущее российской науки», которая открылась 24 июня в Санкт-Петербурге, обсуждали не только то, как вернуть на родину российских учёных. В центре внимания оказались другие вопросы: как наладить сотрудничество между теми, кто уехал, и теми, кто работает в России, как активизировать его и развить в области образования, научных исследований и обмена информацией.
Конференция проходила в Европейском университете Северной столицы, куда приехали больше сотни учёных из России, США, Нидерландов, Германии, Великобритании и других стран. Многие отметили, что мероприятие получилось очень «живым» и динамичным. Если участники и задерживались на перерывах, то только из-за обсуждений друг с другом актуальных проблем, желания поделиться опытом с коллегами.
Грамотное приглашение
Собравшиеся отметили, что ситуация в российской науке складывается тревожная – закрываются научные школы, из науки уходит молодёжь, падает уровень научного образования.
«Эту конференцию нужно было проводить 10–20 лет назад, а сейчас перед нами стоит задача, почти как в какой-то сказке, где нужно было превратить уху в аквариум. Мы ещё, правда, не в ухе, но где-то уже близко», – заметил в ходе дискуссии заведующий лабораторией теории представлений и вычислительной математики Санкт-Петербургского отделения Математического института им. В. А. Стеклова РАН Анатолий Вершик.
Пока в госполитике России не поставлена задача возвращать учёных из-за рубежа так, как это делают, например, в Китае или Индии, все усилия будут тщетны. «В Китай за последнее время вернулось около 3 тысяч человек, там на это направлены усилия и государства, и вузов, – говорит Михаил Клименко, профессор School of Economics. – Например, глава одного из китайских университетов за год пригласил на работу из-за рубежа 200 учёных – это 10 процентов преподавательского состава данного учебного заведения. Также в Китае активно практикуют приглашение на работу одновременно 2–3 соавторов работ».
Одним талантом сыт не будешь
По количеству англоязычных публикаций в 1999–2009 годах Россия занимала шестое место среди европейских стран, но в 2009 году она уступила его Нидерландам, переместившись на седьмую строчку. «Можно предположить, что в ближайшее десятилетие она переместится на восьмую строчку и займёт место после Турции», – отметил Михаил Соколов, доцент факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге.
В то же время, по его данным, Россия содержит одну их самых дорогих наук. Так, публикация в Германии обходится в 1 миллион долларов, в России – в 780 тысяч долларов. Эти цифры получились в результате деления общего финансирования науки за 11 лет на количество публикаций за это время. Впрочем, присутствующие в зале с сомнением восприняли эту цифру: «Откуда такие деньги в России на науку?».
За время дискуссии приводили в пример зарплаты российских учёных – например, в Курчатовском институте – от 5,4 до 11 тысяч рублей в месяц, да и получить грант – не так-то просто.
«Например, в области биомедицины в США есть порядка 50 тысяч грантов в год, а претендовать на них может около 30 тысяч учёных, работающих в этой сфере, – говорит Константин Северинов, профессор Rutgers University, заведующий лабораторией Института молекулярной генетики РАН. – По всей России едва ли наберётся 100 лабораторий, которые могли бы претендовать на гранты такого уровня. И какие бы русские ни были умные и талантливые, невозможно без денег победить американцев».
Деньги решают не всё
Материальный аспект по-прежнему очень важен, но деньги – не всегда решающий момент для людей науки. «Есть много учёных, которые готовы жить на небольшие деньги, лишь бы заниматься наукой, – считает Фёдор Богомолов, профессор New York University. – Но их всё равно нужно поддерживать, эти люди очень важны для науки».
Учёные хотят спокойно работать в стабильной стране, быть уверенными в завтрашнем дне. «Понятно, что современное оборудование необходимо. Но только закупить его и смонтировать – это ещё далеко не всё, что и можно наблюдать в Москве и некоторых институтах в других регионах страны, – отмечает Ирина Дежина, заведующая сектором экономики науки и инновационных процессов Института мировой экономики и международных отношений РАН.
– Москву уже стали называть “кладбищем современного оборудования”. Его больше, чем людей, которые на нём могут работать и его обслуживать».
Важный момент – бюрократия. Эта проблема затрагивает как тех, кто живёт и работает в России, так и живущих за рубежом: «Уровень бюрократии при подачи заявок на формирование лотов, процедуры оформления конкурсной документации и отчётности настолько высок, что учёным, работающим за рубежом, где заявка на финансирование может быть обоснована достаточно кратко, нет никаких резонов стремиться участвовать в российских конкурсах». По её мнению, те, кто уже сотрудничает с российскими учёными или ведомствами (в качестве экспертов, либо выполняя совместные проекты), успели испытать некоторое изумление от того бюрократизма, который сопровождает принятие любого решения.
Порочная практика
«Получить в Америке грант, действительно, легче, но “отработать” его значительно сложнее – там важна научная сторона: где ты будешь через 5 лет с точки зрения науки. В России получить грант очень сложно из-за бюрократии, а вот научная часть значительно легче, так что “баш на баш”», – смеётся Константин Северинов, профессор Rutgers University, заведующий лабораторией Института молекулярной генетики РАН.
Он также отметил проблему нехватки менеджеров, способных управлять наукой: «В Америке моей лаборатории уже 14 лет, без меня она стала справляться уже через год. В России же моя лаборатория насчитывает 5 лет. Но так и не может работать без меня».
«Нужно развивать систему грантов, но тратить деньги не только на состоявшихся учёных, но и на аспирантов», – считает Ефим Зельманов, профессор математики University of California, San Diego.
«Если в США, получив грант, учёный должен кого-то нанять, то в России сложилась порочная практика: учёный работает сам, – говорит Александр Буфетов, профессор Departament of Mathematics, Rice University. – Таким образом, это способ заработка, а не развития науки».
«Одни отчёты по грантам у нас чего стоят! Помню, один учёный, отчитываясь за полугодие, написал: “теорема доказана на 50 процентов”, – добавил Михаил Гельфанд, заведующий лабораторией, заместитель директора ИППИ РАН по науке. – А что касается того, чтобы нанять людей, так и возможности такой часто нет, если ты не директор института, а рядовой завлаб».
Сетевой университет
Последний вопрос, который обсудили учёные в первый день конференции, – это создание сетевого университета. «России нужен научно-технический университет мирового уровня, а не просто университет диаспоры, – говорит Николай Решетихин, профессор University of California. – Его цель – выпускать качественных специалистов на всех уровнях: бакалавров, магистров и т.д. При этом преподавательская деятельность должна сочетаться с исследовательской».
Учёным ещё предстоит обсудить, будет ли университет исключительно сетевым (то есть работающим в Интернете), где планирует находиться его руководство, на какие средства он будет существовать.
«Основная трудность в организации такого учебного заведения – это известная в России тенденция к коррупции. Новый университет должен быть административно устойчивым в этом отношении», – отметил Николай Решетихин и предложил посмотреть на то, что сделали в Китае, и взять за образец. Конечно, нужны поправки на Россию, но в целом и схема развития науки и образования, и схема взаимодействия с диаспорой уже хорошо отработана в Китае. Впрочем, один университет вряд ли изменит ситуацию. В дополнение нужны другие меры, например, переаттестация профессорского состава ведущих университетов (внешней комиссией, в которой трудно переоценить роль учёных, работающих за рубежом) и повышение зарплаты лучшим профессорам.
Где основать такой университет? Один из вариантов – город на Неве.
«Создание такой структуры привело бы к здоровой конкуренции с Санкт-Петербургским государственным университетом, – отметил Решитихин. – Мы все видели, как работают сейчас университеты в мире, и, возможно, конкуренция поможет учебному заведению выйти из сложившейся ситуации».
Как ожидается, сегодня, 25 июня, учёные обсудят, в каких областях исследований есть потенциал для поддержания конкурентоспособности российской науки на мировом уровне и каковы возможные формы сотрудничества приехавших на конференцию учёных.
Справка STRF.ru:
Страны с наибольшей долей зарубежных исследователей – Великобритания, Австрия, Бельгия, Дания и Нидерланды. По количеству кадров высшей квалификации, являющихся зарубежными учёными, работающими в стране, лидируют США, Канада и Швейцария
По данным Национального научного фонда США, наивысшие индексы международного сотрудничества характерны для малых стран-соседей и стран-соседей с невысоким уровнем научного потенциала – Аргентина/Бразилия, Мексика/Аргентина, Австралия/Новая Зеландия, Дания/Норвегия, Финляндия/Швеция.
Россия характеризуется высоким уровнем сотрудничества с ограниченным числом стран, среди них – Германия, США и Франция. На эти три страны приходится 65 процентов всех статей, написанных российскими учёными в международном соавторстве.
Эльви Усманова специально для STRF.ru, фото автора
